Падение [Сюрреалистический роман] - Евгений Москвин

Я был на этом краю улицы несколько дней назад, глубокой ночью, я направлялся в лес, чтобы зарыть труп. Странно, тогда мне показалось, что этих домов здесь и не было вовсе — видимо, я просто не обратил внимания на их скрывшееся в широком океане ночи раздвоенное Я.

Два дома. Раздвоенный один дом.

Я довожу свое сознание до черных мук исступления, стремлюсь понять странный язык вещей. Тщетно. Мне уже кажется, я никогда не смогу постичь монотонное волшебство его сущности.

В речи вещей есть скрытое значение, которое, кажется, уже готов уловить, однако оно ускользает от моего напряженного слуха за какую–то неясную долю секунды.

Раздвоенный один дом.

Нет, что–то в этом определенно есть. Я бы назвал это тайным смыслом. Раздвоенный один дом может предвидеть все, и он был осведомлен посредством некоего природного импульса, что я буду стоять здесь посреди улицы в этот самый день и час.

Внезапно воображению моему представляется миропорядок, который должен установиться после повсеместного распространения Нового замысла. Некоторая часть людей будет умерщвлена. Остальные две части выберут первый или второй пути развития. Но все люди будут продолжать находиться в скрытой взаимосвязи.

Все, все будет находиться под контролем организаторов Нового замысла. Этот контроль будет носить всесторонний характер, но прежде всего — психологический.

Я представляю себе миллионы людей, ползающих по земле без одежды и питающихся естественной природной пищей, пьющих только живительную дождевую воду. Иные застыли в удобных позах, в таких, в которых они могут просуществовать, не двигаясь, днями до того, как им снова придется открыть рот и получить скудный паек.

Раздвоенный один дом.

Я еще не знаю, не могу разгадать тайного смысла этих трех слов.

Я начинаю потирать руки, чувствую, как их пробирают внутренние всполохи кровяного пламени. Ногти меняют свой цвет с бледно–розового до багрового, точно хамелеоны.

У меня странные шершавые ладони — я давно это заметил. А фаланги пальцев на тыльной стороне опоясывают кожу морщинистыми тройными сплетениями.

Я пристально смотрю на свою правую руку. Она чуть дрожит. Вероятно кровь, циркулируя в ней, омывает внутреннюю сторону кожи, (которая, конечно, гораздо более гладкая, чем внешняя), и задевает какие–то нервные рецепторы.

Раздвоенный один дом.

Раздвоенный один дом.

Должно быть, внутри этих домов все еще сохранились скудные остатки поломанной мебели, грязные люстры, которые более не могут излучать свет и домашний уют. Между тем, все эти предметы продолжают обмениваться телепатическими репликами, тайно взаимодействовать, общаться, утопая в циркуляции отсыревших воздушных потоков.

Раздвоенный один дом.

Раздвоенный один дом.

Раздвоенный один дом.

Эти навязчивые три слова вертятся в моей голове, не давая покоя.

Почему я пришел сюда? Сегодня утром я ощутил некий импульс в своем подсознании — иначе я не могу описать. Это было похоже на таинственное прозрение, внезапно посещающее гениальный ум. Я получил указание прийти сюда. Но от кого оно исходило осталось для меня загадкой, которую, как мне кажется, никогда не удастся разрешить.

Я пристально смотрю на маленький участочек воздушного пространства, разделяющий крыши двух домов. Умозрительная ассоциация — два человека в широкополых шляпах, исполняющие долг второго пути. Замершие.

Думаю, телепатическое общение этих двух домов основывается на полном взаимопонимании.

Но в данный момент я ничего не слышу.

II

Я веду затворническую жизнь и практически ни с кем не общаюсь, однако даже мне известно, что об этих двух домах в окрестностях ходят недобрые слухи. Пару месяцев назад я услышал разговор двух старух, они судачили, стоя около моего окна. Первая старуха рассказывала о том, что все люди содрогаются, когда проходят мимо них, — так они ужасны; она никак не могла взять в толк, почему дома до сих пор не снесли, «этакий развалившийся ужас». А ведь и двадцать лет назад, присовокупила она, дома выглядели точно так же. Другая старуха отвечала ей, что зло никогда не меняется, всегда остается одним и тем же. При этом она, должно быть, качала головой, как делают это все ей подобные мешки с костями. Но тут я услышал нечто такое, что заинтересовало меня гораздо больше.

— Говорят, лет пять тому назад, — прохрипела первая старуха, — прямо на тротуаре, против этих домов нашли юношу…

— Мертвого?!

— Ну а какого же есче?

Далее начались беспорядочные причитания и всхлипы второй, после чего она спросила:

— Чего ж ево… убили что ли?

— Да не, непонятно вообще, от чего умер. Просто как будто упал замертво и все тут!

И ко всему этому она добавила, что потом его мать сошла с ума.

— Он, должно быть, посмотрел на эти дома и увидел что–то… что–то настолько страшное!.. — голос второй старухи задрожал и в испуге замер. Она так и не смогла подобрать нужных слов.

Если все это правда хотя бы на половину, мне полезно было бы заняться обследованием этих домов. Я мог бы установить с ними телепатическую связь и, если повезет, добиться от них помощи в реализации Нового замысла, в частности, в умерщвлении людей…

III

Внезапно я увидел, что в узком проходе между домами появилась человеческая фигура. Через несколько секунд я узнал в ней того, кого мне хотелось видеть сейчас меньше всего — Березова, следователя, приходившего ко мне пару дней назад.

— Здравствуйте, — подойдя ко мне, он держал себя ровно так, как в прошлый раз, но я знал, что через минуту услышу от него какие–то новости, — я почему–то чувствовал, что встречу вас здесь.

Меня поразили его слова, но я не подал виду. Он произнес:

— Вы, должно быть, еще не слышали?..

— О чем?

— Мы нашли пропавшего мужчину. Вернее его труп.

— Какой ужас! — я изобразил удивление и испуг, — от чего же он умер?

— Его убили.

— Кошмар! Меня всегда пугала внезапность, с которой смерть настигает человека, — я покачал головой, — сегодня ты есть, а завтра тебя нет.

— Мне необходимо поговорить с вами.

— Со мной?

— Да, и как можно скорее.

— Но зачем? Я даже не знал его.

— И тем не менее мне кажется, вы могли бы принести пользу следствию.

— В таком случае, я к вашим услугам.

— Отлично. Быть может, нам лучше пойти куда–нибудь… Например… — он указал на противоположную сторону улицы, где поблескивала на солнце вывеска кофейни.

— Вообще–то я не хожу в такие места.

— А что тут такого?

— Ну…

— В любом случае, никогда не поздно начать.

Я подумал, что проще всего согласиться. Любое мое непонятное действие в данных обстоятельствах могло вызвать подозрения.

— Хорошо, — я кивнул.

Глава 26

— Этого мужчину ударили по голове чем–то тяжелым, возможно даже серебряной статуэткой, которая находилась на столике возле входной двери.

— В его квартире?

— Да. Тогда это означало бы, что убийца не планировал преступления заранее. А потом, после убийства… — следователь запнулся. Мне казалось, он старается подобрать нужные слова.

— Что?

— Видите ли… есть основания полагать, что это очень необычное преступление. Над мужчиной была проведена хирургическая операция.

— В каком смысле?

— В прямом. Его черепная коробка была вскрыта. Между тем, операцию делал не врач, ибо хм… убийца, кто бы он ни был, использовал для этого чуть ли не… столярные инструменты. Вот так–то.

Воцарилось молчание.

— И что вы думаете? У вас есть подозреваемые?

— В принципе да. Но… не все сразу. Сначала я расскажу, как был обнаружен труп. Его нашли в местном лесу. Дети, которые забрели туда по случайности.

— Боже мой! — воскликнул я, — для них это ужасное потрясение!

— Да… Убийца зарыл труп под деревом. Лес не очень велик, и ему пришлось выбрать место недалеко от тропинки, где по воскресеньям гуляет очень много народа. На самом деле было неизбежным, что рано или поздно преступление обнаружится. Тем более, труп был зарыт на не очень большую глубину. Естественно, преступник проделал это ночью, однако все равно в его распоряжении имелось не так уж много времени. В результате он так и не смог тщательно скрыть следы своего злодеяния.

Я спросил:

— Установили, когда произошло убийство?

— Да. Это был вечер 23‑го августа, — и тут же следователь присовокупил, — а рано утром 24‑го соседка видела, как вы возвращались откуда–то с улицы. В вашей руке была лопата.

Я побледнел. Но тут же поклялся, что буду держать себя в руках.